Доната,
 Санкт-Петербург
			У каждого из нас есть своя личная la belle époque, то прекрасное далёко, в котором нам хотелось бы очутиться. 
			Кто знает, надолго ли хватило бы нас, окажись такое путешеcтвие во времени возможным, - ведь там, в прошлом, 
			не было не только антибиотиков, но даже интернета. И, тем не менее, la belle époque Донаты - это вторая 
			половина 19-го века. Этим периодом дышит её поэзия, образчики которой мы предлагаем вашему вниманию. 
			 
			
 
				
 
				
				
 
				
				 
				
 
				ПОЛК ПРИШЁЛ
				 
				
 
				
                
				Свершилось,  маменька!   Бог мой!
 
К нам   полк   прислали  на постой!
Отряд   драгун...  Гусар отряд... 
Сегодня  ввечеру  -  парад... 
Отряд  драгун,  гусар отряд!  
Так вот.  Драгунский  командир 
свой  взор  на  Китти обратил. 
Он душка,     право...  Я  дрожу... 
Вам я  на  бале  покажу  его,  мамá.
О Боже,  я  сойду с ума!
А Китти...  что?  Она  пуста. 
Болтают вздор  её уста, 
а в голове  -  один   туман. 
Согласны ль  Вы, mon ange   maman? 
Её  пустая  голова  
не может  нáдолго увлечь. 
Тогда о чём  ведём   мы  речь?
А  я  -  я   старшая,  мамá...
Стучится в дверь Моя  судьба!  
Сейчас  по  праву  Мой  роман  
случиться  должен.
Правда ведь,  maman? 
Вы вспомните  -  ведь  Вам кума 
(конечно  же,  обиняком)  
в  письме  напомнила  о  том, 
что   мне  пора  завесть  Свой   дом.
Вы   это  помните ,  мамá? 
Нет,  право,  я   сойду   с  ума! 
                 
				
 
				
				
 
				
				В ТИХИЙ ВЕЧЕР 
				
				
				 
				 
				
                
				
Я хочу жить у Вас в  доме,
погрузиться в его покой,
где идет жизнь, в своем изломе
заколдованная тишиной.
Я хочу опустить плечи
и уткнуться лицом в плед,
я хочу запалить свечи
и забыть, что мне столько лет.
В час, когда сумрак кутает в тоги 
трубы - лес городских крыш, -
я бесшумно стою на пороге
и ловлю Ваших стен тишь.
Слышу  шорох усталого дома,
скрип паркета, авто гудок,
и охватывает истома,
и не чувствую рук и ног,
и в печали притих вечер
под мой шепот - пустой бред:
"я хочу погасить свечи
и забыть, что мне столько лет..."
Я как-будто сняла бремя -
Вы так близко, за этой стеной...
И неспешно плывет время,
заколдованное тишиной. 
				
 
				
				
 
				
				РАЗБУДИ МЕНЯ В 
				
				10
				 
				 
				
                
				
Разбуди меня в 10, 
разбуди меня в 10,
позвони и скажи мне:  "Пора".
Это был жуткий месяц, 
это был жуткий месяц,
месяц снежно-пустого двора.
Это был жуткий месяц
без твоих возвращений,
месяц долгих, тоскливых минут,
предрассветных мучений
и пустых сожалений,
месяц тех, кто теряют и ждут.
Разбуди меня в 10,
брось короткое слово -
ты всегда звонишь,
словно чужой,
словно я виновата
и я не готова
поделить свою душу с тобой,
словно я растворилась
в этой утренней дымке,
словно память тебя подвела,
словно мы не любили
и ночами в обнимку
не  лежали,
и я  - не была. 
				
 
				
				
 
				ТУРИСТИЧЕСКОЕ
				 
				 
				
                
				
Morning, господа туристы,
мсье, мадам и журналисты!
Вы просились на болота?
Что ж, пойдёмте, коль охота.
Вот вам спрей от насекомых -
вам, возможно, незнакомых, -
вот резиновая shoes,
куча курток и рейтуз.
 
Achtung, achtung, господа!
Прежде чем пойти туда,
должен вас я посчитать:
раз, два, три, четыре, пять...
 
Что ж, вперёд! За мной, синьоры!
Здесь не ставятся заборы,
не возводятся мосты -
всё болота да кусты.
 
Девушка в чуднЫх сапожках,
помолчите-ка немножко!
Pronto, pronto, господа!
Все сюда, сюда, сюда...
 
Коль появятся тут змеи,
я спасти вас не сумею,
и поэтому, месье,
лучше будьте вместе все.
Это здешние просторы -
толь холмы, а то ли горы,
толь озёра, то ль моря,
тут восход, а там заря...
Мадемуазель Полина!
Не ступайте там - там тина
и не прыгайте туда -
там болотная вода...
 
..сия юная девица,
видно, хочет утопиться...
Вы не видите? Там топь!
Зазевался - и утоп.
 
Quickly, guickly, господа!
Те - оттуда, те - туда.
Посмотрели, и назад -
это вам не Зоосад...
 
Посчитаемся опять:
раз... два... три... четыре... пять...
Ровно двадцать. Где один?!
Было нас двадцать один!..
 
Так... Попробуем "на два":
раз и два, и раз и два...
Не галдите, господа!
Раз и два, и раз и два...
 
Дама в рыжих сапогах,
на лице которой страх, -
наша фирма обещает,
наша фирма возмещает...
 
Раз и два, и раз и два...
(Закружилась голова...)
Ничего, найдётся сам.
Прекращайте этот гам!
 
Господин в зелёной шляпе!
Ваш сапог - на волчьей лапе.
Поспокойней... не кричите...
просто тихо отходите...
 
Чтоб избегнуть волчьей пасти,
one another, please, за хлястик
и за мной - гуськом, цепочкой...
Не водою - только кочкой!
 
Бабушка на тонких ножках!
Ваш супруг - на ТОЙ дорожке.
Возвращайтесь-ка назад!
(Лучше б я взял детский сад...)
 
Мисс... Мадам... Мамзель... Куда вы?
Вы совсем сдурели, дамы!
Погодите... Боже мой...
Мы и так идём домой...
 
Нам же нужно посчитаться...
Я ведь должен отчитаться...
Может, правильней "на семь"?
Всё, запутался совсем!
				
 
				
				
 
				ЗАКАТ В КРАСНЫХ ТОНАХ
				 
				 
				
                
				
Замешкавшись чуть у порога,
шагнула в раскрытый проём,
и зыбкой казалась дорога,
а всё происшедшее - сном.
Теснились в небесной октаве
контрасты и полутона,
как в медленной огненной лаве
багрец, охра, пурпур и хна.
Закат был бессовестно-красным,
был алым случайный просвет.
"Всё это напрасно... напрасно!.." -
кричал мне карминовый цвет.
"Всё это напрасно... напрасно!.." -
горели окóн языки
и строили стёкла гримасы
в порыве горчайшей тоски.
Мерцал розой веер атласный,
рубином сверкала парча...
"Напрасно!" "Напрасно!" "Напрасно!" -
по струнам смычок скрипача...
Слова неизбывной печали
малиновый ветер унёс,
и вслед им рябины рыдали
потоком оранжевых слёз...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
То лето давно отгорело.
И, капли бросая мне вслед,
туманная осень пропела:
"А помнишь карминовый свет?"
				
 
				
				
 
				Песнь окраины моего детства
				 
				 
				
                
				
Ты приходишь домой с автобазы
и не носишь мне больше цветы.
Знаю я - есть одна зараза
в тех местах, где гуляешь ты.
Я не стану терпеть обману
и кидаться в тоске на пол -
подолью я в компот дурману
и тебя приглашу за стол.
Голубые цветочки в вазу
я поставлю для красоты,
расплескаю воды от сглазу  -
и компот тот пригубишь ты...
И в лиловом дыму сигаретном
я подумаю:  "Ё-моё...
Кистенём, пистолетом вот этом,
но верну я,  что было моё!"
				
 
				
				
 
				____________*****
				 
				 
				
                
				
Я к кому-то прислонюсь,
прислонюсь плечом,
и холодная зима
станет нипочём,
станет нипочём пурга,
ели до небес,
в тёмной комнате серьга
свой притушит блеск,
пальцы тёплые во мгле
расстегнут янтарь,
заискрится на стекле
ледяная даль...
И в рассветной полутьме,
в отблесках огня
станет он приютом мне
и спасёт меня.
				
 
				
				
 
				____________*****
				 
				 
				
                
				
Нет,  меня  ты  уже  не обманешь,
пламя  бледной  души.
Тебе  нечего дать  мне,  и в  белом  тумане
листьев  палых  былого  не вороши.
Не  зови  за собой  и  не жги  понапрасну
золотых  фонарей,
хоть  порою  ман'ит  эта  прежняя  ласка,
эти  блики  холодных   дальних  огней.
Мне  покойно  под  крышей  привычного  крова -
сердце  просит  тиш'и.
Не  плети  ту  же  пряжу  и  снова и снова
листьев  палых  былого  не  вороши.
				
 
				
				
 
				____________*****
				 
				 
				
                
				
Не тронь! Не трожь!
Твой взгляд - что нож...
Не тронь, урод, -
идет народ...
Средь бела дня
не тронь меня!
Вались в бурьян,
коль с ' утра пьян...
Куда ведешь?
Окстись - ведь дождь!
Мокр'ы трава, овин, овес...
Да скоро Пост...
Пора мне в дом -
в нём всё вверх дном...
А муж, сердит,
в окно глядит,
кричит собак,
креп'ит кулак -
до драк охоч...
Иди-к ты прочь!
				
 
				
				
 
				____________*****
				 
				 
				
                
				
Плывет раздумчивая ночь  -
один удар часов... другой...
Я так слаба, и мне невмочь
одной расправиться с тоской.
 
Лишь в милой комнате моей, 
где вещи - старые друзья,
среди портретов прежних дней
душой оттаиваю я.
 
Как хорошо в ночной тиши
под лампой цвета янтаря
пробормотать: "О, не спеши,
поспи, холодная заря..."
Но старые мои часы
не в силах Время приструнить -
оно изводит их басы
и всякий час велит им бить,
 
велит идти в прозрачный день,
опять больное бередить...
Мрак растворяет полутень...
Часы готовятся басить...
 
Сдает позиции покой -
ночная мгла уходит прочь...
Свет ясной ангельской рукой
свергает с постамента ночь!
				
 
				
				
 
				____________*****
				 
				 
				
                
				
Она была, как белый лист,
она была, как белый лист,
и под глазами у нее
лежали тени.
Лишь ей одной играл альтист,
но взор её стремился вниз - 
в долину, полную цветов,
на гобелене.
Она была, как полотно,
она была, как полотно,
а шёлк зелёною волной
стекал с коленей,
как изумрудное вино -
атласно, нежно и хмельно -
в далёкой сказочной стране
на гобелене.
Средь залы тускло-золотой
она была, как звук иной,
как занесённый ветром лист
в прибойной пене.
Альтист стоял перед толпой,
но песнь лилась для ней одной -
заворожённой тишиной
на гобелене.
				
				
 
				
				
				                                           
				
				
 
				*****
 
				
				
						
Мне, конечно, комфортно в сегодняшнем дне, 
 
все же, думаю, Время ошиблось во мне,
и в привычной квартире я грущу и мечусь 
и мечтами и чувствами в Прошлое мчусь.  
И, пытаясь проникнуть сквозь Времени тьму, 
в магазин антикварный я за Прошлым иду.
				
				 
 				
И гляжу я на лица агатовых гемм, 
на  старинные вещи и на не совсем, 
на серебряных ложек блестящий навал, 
на настольных зеркал будуарный овал, 
на браслетов и брошей надежный запор 
и на севрский и Гарднера дивный фарфор  
и не чувствую душу, и жалко мне их - 
эти вещи, застывшие в горках своих.
				
				 
 				
Что таит их молчанье?  
Какую судьбу? 
Кто дарил, кто хранил их?
Когда? Почему? 
Нет ответа. Молчат.  
Не дано им - сказать. 
Ну а нам... 
Нам не вспомнить и не угадать.
  
 
				
 
				
				
 
				
 
				
				
 
				
				
 
				ХОЛОДНЫЙ ДОЖДЬ 
 
				
				
 
				
				
 
				
				____________________________
				
 
				
				
				
				
 
Дубы и каштаны,  кусты и платаны - 
 
всё-всё затаилось и ждёт.
И веет дурманом,  и пали туманы, 
и птиц над землёю полёт.
Дохнуло морозом,  качнулась берёза; 
мгновенье  -  и лета исчезли следы. 
Со сломанным стеблем плывёт тубероза 
в потоке холодной воды. 
На залитых стёклах,  на плачущих окнах 
похожий на смутные тени узор. 
И соткан из листьев,  шуршащих и блёклых, 
каштаново-бурый ковёр.
				
